Зэтин пришёл в себя и потёр голову. На нём осталась почти вся его одежда, но пропало всё снаряжение и, что странно, ботинки. Ноги чувствовали холод металлического пола.

Он сидел посреди небольшого перекрёстка. Было темно, но не настолько, чтобы ничего не видеть, и, осмотревшись, он увидел, что всё вокруг — пол, потолок, стены — было сделано из металлических панелей одного размера. В панелях стен имелись окна из толстого, похожего на стекло материала, который глухо зазвенел, когда Зэтин, потянувшись, постучал по нему.

Тусклые флуоресцентные лампы светились между гранями панелей, придавая месту сумеречное свечение. Коридоры были достаточно широки для того, чтобы едва коснуться стен расставленными руками, но потолок был угнетающе низок.

Было четыре пути, которыми он мог воспользоваться, но каждый из них был тупиком, заканчивавшимся очередной металлической панелью. Зэтин понятия не имел, как он сюда вообще попал.

Он снова поднялся на четвереньки, чувствуя себя слишком неустойчиво для ходьбы. Его голова всё еще пульсировала, поэтому всё расстояние до конца одного из коридоров он прополз. Даже не пытаясь приложить какие-то усилия, он просто коснулся холодной стены лбом. Раздался треск, миллион маленьких игл будто бы вонзился в его голову, и его швырнуло назад с криком.

Он лежал на полу, дрожа и часто дыша. Пощупав голову, он не обнаружил крови, хотя он настолько вспотел, что в темноте нельзя было сказать наверняка.

— Это было глупо, — раздался голос.

Он посмотрел вверх. Там никого не было.

— Попробуй остальные двери, — снова сказал голос.

Зэтин с трудом встал на ноги, стараясь не касаться ничего вокруг. Он сконцентрировался, подавляя панику, вспоминая все те дни, когда он был окружён кровью и отчаянием и всё равно сохранил свою голову. Его тело наконец перестало дрожать, и он начал смотреть по сторонам, гадая, кто же наблюдает за ним.

Наблюдатель, очевидно, неправильно понял его намерения, поскольку голос сказал:

— О, касаться боковых стенок абсолютно безопасно.

Зетин не поверил.

— Кто ты? — спросил он.

— Тот, кто засунул тебя сюда.

— Почему? Зачем всё это?

— Чтобы не умереть, — сказал голос с интонацией, подразумевающей, что это его последние слова на данный момент.

Зэтин осторожно пробрался к другому концу перекрёстка. По пути он посмотрел в окна, но не увидел ничего с той стороны. Возможно, там и были видны малейшие контуры следующего ряда окон, но Зэтин не мог сказать наверняка, не были ли они отражением его собственного коридора.

Он встал перед очередной дверью. Концы коридоров выглядели точно так же, как и остальные стены, но голос назвал это дверями и Зэтин решил поступить так же. Он глубоко вдохнул, вытянул руку и остановился, пытаясь услышать хоть что-то — треск статики, тихий смех, что угодно — но тишина была полной.

Он немного отвёл руку, а затем резко двинул её вперёд, шмякнув по панели всей ладонью.

Ничего не произошло. Его челюсть отозвалась болью, и он понял, что скрипел зубами.

— Отлично, — пропел голос. Панель скользнула в сторону, явив ещё один перекрёсток, идентичный тому, где он был.

Зэтин стоял на месте некоторое время, не переступая порог и начиная понимать, в каком затруднительном положении он оказался. Он раздумывал, не попробовать ли лесть, потом решил, что это было бы слишком рано, а сейчас он может проверить эго своего стража перед тем, как получить ещё более тяжёлый удар.

— Я не уверен, что могу доверять этой штуковине. Ты построил её?

— Да, — ответил голос без различимых признаков гордости.

— Откуда ты знаешь, что она не убьёт меня сходу?

— Это зависит от тех решений, которые ты выберешь. Но она будет работать так, как я говорю.

Так. Ну, хотя бы, он уверен в своих способностях, подумал Зэтин. Он шагнул через границу на новый перекрёсток. За его спиной панель беззвучно скользнула на своё место.

— Здесь тоже только один выход? — спросил Зэтин.

— Возможно, — сказал голос.

— А всё, что не является выходом...

— Замыкает цепь. Электричество подведено к полу, но ты в безопасности, пока не дотронешься до неверного выхода. Я буду немного более снисходителен, если ты расскажешь мне что-нибудь интересненькое про твоих друзей.

Зэтин протёр глаза.

— Не знаю, о чём ты говоришь. И это вся причина? Твои люди втравили тебя в это? Зачем ты это всё делаешь?

— Ну, само устройство — мой маленький эксперимент, всегда хотел его провести. Бихевиоральная терапия и исследование биологических обратных связей. И да, я бы не отказался узнать больше о людях, с которыми ты путешествовал. Но, вообще говоря... учитывая все те неприятности и напряжение, что ты доставил нам во время охоты, я просто хотел снова исправить мир, и найти в нём маленький тихий уголок для себя. Так что, я думаю, можно сказать, что я делаю с тобой это просто потому, что могу.

Вот и всё. Это, признал Зэтин, был самый честный ответ, который он только мог получить на свой вопрос.

Он прошёл до противоположного конца перекрёстка и приложил руку к панели с решимостью и энергией, которые испарились в тот момент, когда его рука коснулась металла. Раздался треск, и Зэтин закричал и рухнул на колени, сжимая руку.

Сверху и вокруг него, голос обыденным тоном заметил:

— Знаешь, в качестве подсказки — из этой конкретной секции есть только один выход, и всё, что тебе нужно - найти его.

Зэтин поднялся на ноги, прохромал к другой части перекрёстка, попытался очистить свой разум перед тем, как коснуться панели, и был немедленно отброшен силой удара.

— Вот так, — сказал голос. — Теперь только один вариант.

Зэтин лежал на полу, тяжело дыша, со стекающими по лицу слезами шока. Паника росла, и он не мог сдержать её, так что он дал ей вырасти, вырваться, и уступить место гневу. Он перекатился на четвереньки, вскочил и с воплем побежал к четвёртой, последней, двери, врезаясь в неё со всей его силой. Он ударил плечом, и удар сотряс всё его тело до кончиков пальцев, оставив его в онемении, на коленях, с опущенной головой.

Дверь перед ним скользнула в сторону.

— Ценю твой пыл, хоть и не твой интеллект, — сказал голос. — Я надеюсь, что ты сможешь продолжать в том же духе, малыш.

— Что... — Зэтин хотел заговорить, но ему пришлось отдышаться. — Что это за место?

Голос, явно радуясь вопросу, немедленно ответил.

— Панели не особенно уникальны, по крайней мере, по базовой конструкции. Они напичканы электроникой в большей степени, чем ты можешь представить, и могут быть запрограммированы для выполнения любых задач, от создания электрических заборов до показа видео. В этом месте их просто туча, очевидно, здесь собирались устроить тренировочный лагерь.

Пока Зэтин полз в следующую камеру, голос продолжал.

— Они установлены на миниатюрные рельсы, которые движутся при помощи своего источника питания и могут быть запрограммированы так, чтобы постоянно перемещать панели, таким образом, мы получаем полуавтономные, приспосабливающиеся строительные леса. Их даже не должно быть много - твоя конструкция имеет всего лишь несколько комнат в длину и ширину, но она постоянно перемещается и перестраивается. Я задал системе несколько параметров, а она делает остальное.

— И какие же это были параметры? — хрипло спросил Зэтин.

— Сделать смертельный лабиринт, — кратко ответил голос, а затем продолжил говорить об аппаратуре. — Стандартные панели не допускают установки слишком большого напряжения, но это легко исправить, если знаешь, что делаешь. Первые версии были гораздо более мощные, но их скоро запретили, когда люди начали получать серьёзные травмы. Их называли свежевателями, и название устоялось.

Зэтин не хотел этого знать, но всё же спросил.

— Свежеватели?

— Могли счесать плоть с костей, если зазеваешься.

Зэтин вздохнул. Он сел, опёршись спиной на стену, опустил голову и закрыл глаза.

— Посмотри вверх, — сказал голос.

Он не посмотрел.

— Если поднимешь взгляд, малыш, я скажу тебе, какая дверь — правильная, — сказал голос.

Не позволяя злобным, осуждающим мыслям о собственной трусости завладеть его разумом, он поднял взгляд.

Там, за стеклянной панелью, стоял человек. Это был довольно худой калдари, с глупой причёской и бледным лицом. Зэтин узнал его взгляд; это был взгляд человека, который больше не видел жизни вокруг и не чувствовал её. Зэтин видел этот взгляд у умирающих людей, а также у тех, кто был причиной их смертей.

— Я буду твоим проводником, — сказал человек, и его голос заполнил камеру.

Зэтин встал и подошёл к окну. Какое-то время он смотрел на своего мучителя, затем зарычал и ударил рукой по стеклу. Мужчина даже не моргнул. Это было глупо, Зэтин знал, и это не выведет его отсюда, но он ничего не мог с собой поделать. Он овладел собой и спросил: — Как тебя зовут?

— Крезек, — ответил человек. — А тебя?

— Зэтин.

— Рад встрече, Зэтин. Иди в первую дверь слева.

— Как долго ты собрался меня тут держать?

— Столько, сколько тебе потребуется.

— Потребуется для чего?

— Чтобы выбраться. Параметры для рельс свежевателей генерируют лабиринт, основанный на коде. Выяснишь код — сможешь выбраться, максимум, с царапиной. Нет - ну, нет.

— Никогда не был силён в математике, — сказал Зэтин.

— Какая жалость. Особенно если учесть, что код изменяет себя на основе данных с обратных связей. Сделаешь слишком много ошибок — закономерности начнут изменяться, и тебе придётся начинать всё сначала.

— А ты будешь стоять здесь и смотреть.

— Для таких, как ты, в моём распоряжении всё время мира, — сказал Крезек.

— Таких, как я?

— Ничтожеств, считающих, что они могут изменить мир, сделать его шатким. Интересно, где же твои друзья.

Зэтин окинул взглядом пустой стальной лабиринт.

— Мне и самому интересно. Интересно, знаю ли я их вообще.

— Я так понимаю, ты не с ними. Просто плыл по течению. Жертва, — сказал Крезек.

— Не более жертва, чем остальные, думаю, — сказал Зэтин, — но здесь и сейчас у меня друзей нет. Думаю, мне стоить подучиться их заводить.

Наклонившись чуть ближе, Крезек сказал:

— Предлагаю тебе также очень быстро подучиться математике и держаться подальше от электрифицированных свежевателей. Рано или поздно от ударов твоё сердце износится, и начнутся пальпитации [усиленные, неправильные биения сердца — прим. перев.]. Я слышал, они бывают весьма неприятны. Даже смертельны.

Зэтин пристально взглянул на него, затем тихо отошёл и направился к первой двери слева.

Ему казалось, что его плоть готова сорваться с костей, но ему было всё равно. Он перестал плакать; он оставил позади сдавленные рыдания надежды и скорби, и продвинулся вперёд, в обитель тьмы и смирения. Его руки не переставали дрожать, но он уже не рассматривал их как часть себя. Теперь он был машиной; его единственной целью было продолжать идти, продолжать смотреть, продолжать получать удары и продолжать открывать двери, пока он не найдёт ту единственную, которая закончит всё это.

Один раз он нажал на правильную дверь и не получил удара, но панель пола скользнула в сторону, сбрасывая его с такой высоты, что при приземлении у него хрустнуло что-то в черепе.

Иногда открывалась панель потолка, и ему приходилось карабкаться, дрожа всем телом от напряжения. Когда это случилось в первый раз, он не заметил и издал вопль разочарования, думая, что это конец и всё, что ему осталось — бродить вокруг до самой смерти.

Крезек следовал за ним; иногда советуя или комментируя, иногда появляясь в окнах. Он обьяснил, что запрограммировал комплекс свежевателей всегда предоставлять ему дорогу параллельно испытанию Зэтина, чтобы он мог идти рядом и наблюдать за обьектом.

И так могло продолжаться до бесконечности и забвения, но Зэтин услышал шёпот. Он сказал:
— Направо, и аккуратней с полом.

Зэтин посмотрел вверх. По другую сторону стеклянной панели стоял Крезек со своим обычным сдержанно-равнодушным выражением лица. Шёпот не принадлежал ему: он был глубокий и звучный, в то время как голос Крезека был высокий и визгливый, как жужжание комара. Не было похоже, что Крезек заметил шёпот.

На секунду Зэтин задумался, не трюк ли это, но отверг саму мысль. Его мучитель играл с механизмами, а не с разумом.

Он протащился к двери справа и встал перед ней. Он убеждал себя, что взвешивает варианты действий, но на самом деле он пытался сберечь этот момент, насладиться проклюнувшимся зерном надежды, которое могло расцвести в уверенность свободы. В момент, когда он коснётся двери, он узнает наверняка.

Потом он вспомнил, что голос предупреждал насчёт пола. Он повернулся и прислонился спиной к стене коридора, упираясь ногами в противоположную. Было дьявольски больно, но боль воспринималась почти приятно, и он надавил ещё сильнее, пока не уверился, что не рухнет вниз, если пол сдаст.

— Что ты делаешь? — спросил Крезек из-за стеклянной стены тюрьмы.

— Меняю правила, — пробормотал Зэтин, не особо беспокоясь, услышал ли его мучитель. По-прежнему держась между стенами, он вытянул руку и осторожно коснулся двери. Он знал, что умрёт, если затея провалится; последняя искорка надежды потухнет и он рухнет, как кучка праха.

Его палец коснулся двери. Не было ни тока, ни треска, ни электрической дуги. Панель пола под ним просто тихо скользнула в сторону, и Зэтин позволил себе медленно сползти вниз, изо всех сил пытаясь не надеяться.

Он не пробыл на новом этаже и пяти секунд, когда шёпот раздался снова.

— Дверь напротив.

Он встал, подошёл к ней и нажал на панель. Она открылась.

Он вошёл, и шёпот сказал:

— Левый поворот.

Сквозь стеклянную панель он видел бегущего рядом Крезека. На его лице было написано удивление — пока единственная продемонстрированная им эмоция.

Зэтин повернул налево, прорвался через дверь и замер в ожидании дальнейших указаний. Их не последовало, и на секунду он подумал, что его благодетель бросил его. Потом по другую сторону ближайшей прозрачной перегородки появился Крезек, и Зэтин понял. Шептавший хотел дать о себе знать.

— Следующий — левый, затем прямо, снова налево, направо и вверх, и прямо, — сказал незнакомец. Это больше не был шёпот. Голос звучал в полную силу, и, хотя в нём была странноватая нотка, Зэтин мгновенно узнал владельца. Это был Нэйл.

— Кто это? Кто здесь? — требовательно спросил Крезек. Он прислонил лицо к стеклу и, поводя головой, оглядел комнату широко раскрытыми глазами. Когда он не увидел никого, кроме Зэтина, он, кажется, немного успокоился и даже кратко улыбнулся.

Нэйл заговорил снова:

— Вообще говоря, как думаешь, ты сможешь запомнить более длинную последовательность?

Не обращая внимания на возмущённые вопли Крезека, Зэтин усмехнулся и кивнул.

— Хорошо. Всё, что я сказал, потом налево, налево, прямо, налево и пол, направо и пол, прямо, направо и потолок, налево. Понял?

— Понял, — ответил Зэтин и отправился в путь под крики Крезека. Зэтин внезапно понял, что того огорчает не столько угроза жизни со стороны незнакомца, сколько то, что маленький мирок, который он создал, перевернули вверх дном. В своей гонке к надежде и освобождению Зэтин не мог не почувствовать себя довольным.

Нэйл продолжал давать ему направления, а Крезек продолжал орать. Были слышны удары по панелям, которые, как подумал Зэтин, были либо попытками Крезека выместить злость, либо попытками найти Нэйла. Если данное Крезеком описание лабиринта было правильным, Нэйл должен был быть невероятно изобретателен, чтобы ускользать от него, и, похоже, до сих пор ему везло. У Зэтина открылось второе дыхание, и он рвался сквозь лабиринт, притормаживая только для того, чтобы открывать двери.

В конце концов, они достигли цели. Зэтин прошёл сквозь очередную дверь и увидел, что новый коридор освещён зелёным светом. Источник света был слаб и далёк, но после бесконечного серого мрака, через который прошёл Зэтин, в его глаза будто светил пытающий факел. Он пошёл на свет, ощупывая стены руками, и обнаружил, что светилась панель, установленная на двери у противоположного конца перекрёстка. Панель была размером с грудную клетку Зэтина и не имела границ. Её чёрная поверхность имела зеленоватый оттенок и была покрыта серой прямоугольной сеткой. Когда Зэтин коснулся поверхности, его палец оставил на ней зеленоватую рябь, будто бы он погрузил его в воду, а сетка перестроилась в концентрические круги. После второго прикосновения она превратилась в ряд цифр. Новое прикосновение, снова рябь, и сетка сменила цвет на бирюзовый и снова стала квадратной.

— Желаю удачи, — сказал Крезек. Он стоял по другую сторону стеклянной панели сбоку от Зэтина. Их лица разделяло расстояние не более чем в половину руки, и на секунду Зэтин больше всего на свете возжелал возможности пробить стекло и вырвать Крезеку горло.

— Это адаптивный замок. Он подстроится под твои касания и соответственно изменит свою комбинацию, — сказал Крезек.

— Ты такой приятный человек, — сказал Зэтин, пытаясь сделать так, чтобы голос не дрожал. Он был настолько близок к выходу, что чувствовал этой всей своей сущностью.

— Формула адаптации наполовину основана на лабиринте, который ты только что прошёл. Так что с помощью твоего дружка, ошивающегося где-то рядом — и поверь, скоро я его поймаю — проблем у тебя возникнуть не должно.

Зэтин поразмыслил над этой фразой и тихим удовлетворением, которое она излучала.

— А вторая половина? — спросил он.

— Код, известный только мне.

— ...ага.

— Заметь, ты можешь его добыть. Как только ты покинул первую комнату, я оставил там записку с кодом. Всё, что тебе нужно — вернуться к старту. Не должно быть слишком сложно. Ах да, и токи на всех панелях кроме чёрной теперь смертельны.

— Ты наслаждаешься этим, — сказал Зэтин, пытаясь оставаться спокойным и отчаянно надеясь на то, что у Нэйла припрятано что-нибудь в рукаве.

— Чертовски верно. А пока ты пробирался сквозь мой лабиринт, я перенастраивал панели. Я точно знаю, где твоему маленькому ангелу придётся оказаться на этот раз, и даже если я не смогу добраться до него, всё, что мне нужно сделать — подать напряжение на все панели в его комнате, и ему конец.

— Значит, нам придётся сделать это с первого раза, — сказал Нэйл, появляясь за стеклом с другой от Зэтина стороны. — Делай, как я тебе скажу. Сначала коснись верхнего правого угла панели, чтобы перезагрузить её.

Зэтин выполнил команду. И ангел и демон внимательно наблюдали за сценой.

— Теперь не касайся панели. Медленно веди пальцем над ней из левого верхнего угла направо. Когда дойдёшь до конца, верни палец влево, ниже того места, где начал, и повторяй дальше. Нажимай только тогда, когда я скажу.

— Что ты делаешь? — спросил Крезек.

— Вытаскиваю его, — ответил Нэйл. — Действуй.

Зэтин начал медленно вести палец над поверхностью панели. Он прошёл не больше трёх рядов, когда Нэйл внезапно сказал: — Жми, и давай заново.

Зэтин подчинился, коснувшись экрана и начав движение заново. На этот раз он прошёл поперёк экрана намного больше раз, и почти добрался до конца, когда Нэйл отдал команду. Каждый раз, когда он нажимал, сетка и цвета на экране перестраивались по-новому.

В конце концов Нэйл сказал ему остановиться и добавил:

— Это последняя. Как только коснёшься панели и дверь откроется — беги и не оборачивайся.

Крезек, до того угрюмо молчавший, взорвался:

— Ты никак не мог сделать этого! Нет способа вернуться в первую комнату, войти в неё, и вернуться обратно, не меняя расположения свежевателей! Как, чёрт побери, ты всё это сделал?!

— Вера, — ответил Нэйл. Это заставило Крезека замолчать.

Зэтин нажал на панель. На ней возникла рябь, разбегающаяся в стороны, и панель всё ещё мерцала, когда дверь скользнула в сторону.

Зэтин рванул через неё, в длинный коридор, в конце которого виднелся свет, и не остановился даже тогда, когда выбежал на свет и оказался в воздухе; он бежал и в полёте, и даже когда он упал в упругую сеть внизу, его ноги всё ещё двигались. Он выбрался из сети, не бросая даже взгляда вверх, и добрался до твёрдой земли, где сделал шагов десять, прежде чем адреналин закончился и его ноги отказали. На четвереньках он прополз до стены и с противной гримасой отметил, что он инстинктивно шарахнулся, коснувшись её. Он заставил себя опереться на стену и повернулся, чтобы посмотреть на свою бывшую тюрьму.

Лабиринт весьма странно смотрелся снаружи. Будто отпечаток куска сот; округлая конструкция с бесчисленными выступающими металлическими балками и торчащими панелями. Даже сейчас время от времени тут или там панель втягивалась внутрь, и на её место выезжала другая. Очевидно, лабиринт всё еще перестраивал себя. Он задумался, внутри ли ещё Нэйл и Крезек. Зэтин не знал, найдёт ли он ещё силы убежать, если Крезек окажется победителем. Он не отрывал взгляда от единственного выхода лабиринта, того, из которого вышел сам.

Панели прекратили движение. Потом была тишина, затем несколько ударов, и снова ничего. Зэтин задержал дыхание.

Раздался жужжащий звук. Поверх выхода скользнула панель. Лабиринт был запечатан.

Зэтин выдохнул, и выдыхал до тех пор, пока у него не потемнело в глазах. Его глаза закатились, и сознание угасло в благословенном забвении.

Его разбудил шум. Шум шёл отовсюду, но его первой мыслью было посмотреть на лабиринт, и он увидел, что тот снова открыт.

Он нетвёрдо поднялся на ноги. Казалось, что он проспал несколько дней. Он не знал, не бродит ли Крезек где-то рядом.

Справа послышались шаги. Его сердце забилось сильнее.

Из тени появился Нэйл. Он подошёл к Зэтину, но остановился на расстоянии чуть больше вытянутой руки.

— Отдыхай, — сказал он. — Я всё еще с тобой.

Что-то в его поведении заставило Зэтина покрыться мурашками, но он списал это на ужас от лабиринта.

— Крезек? — спросил он.

— Крезек мёртв.

Зэтин почувствовал волну облегчения. Он попытался подползти к Нэйлу, но тот сделал шаг назад.

— У меня есть ещё дела, — сказал он.

— А что мне делать? Ты сможешь вызволить Монаса?

— Монас тоже мёртв, — сказал Нэйл. — Я смог спасти только тебя.

Зэтин спрятал лицо в ладони и попытался дышать ровно. Когда он почувствовал, что снова может говорить, он спросил:

— Так что теперь?

— Ты теперь сам по себе. Возвращайся на наш корабль. Улетай.

— Куда?

— Назад, к нашим. Расскажи им, что случилось, — Нэйл развернулся и начал было уходить, но остановился и добавил: — Хотя... пропусти скверные части.

— А ты что собираешься делать?

— Обрести спасение, — ответил он, снова начиная уходить.

Зэтин посмотрел ему вслед и понял, что ему может больше никогда не представиться случая задать вопрос, обжигавший его разум.

— Нэйл?

— Да?

— Как ты провернул всё это? В лабиринте.

Нэйл едва усмехнулся.

— Я прислушивался к рельсам, к тому, как они скользили. Я не вдумывался в математическую формулу Крезека, какой бы она не была. Я просто видел всё, как оно есть, и действовал соответственно.

— А код?

— Я наблюдал за Крезеком, когда ты водил рукой над панелью. Его глаза сказали мне, когда жать.

Зэтин уставился на него. Наконец он сказал:

— Нэйл?

— Да?

— Пожалуйста, не воспринимай это как осуждение, но, похоже, я больше не представляю, кто ты. Я люблю тебя, чувак, правда, но ты прошёл сквозь стену сумасшествия и вылез с другой стороны. Чем бы ты ни был, я сомневаюсь, что это человек.

Улыбка Нэйла превратилась в ухмылку.

— Все мы — просто конечности одного тела. Удачи, друг мой.

И он ушёл.

Какое-то время спустя Зэтин поднялся на ноги и начал свой путь назад, к кораблю.