Ремонтный отсек разваливается на глазах. Металлические обломки, которые усеивали пол, теперь летят во все стороны, словно пыль на ветру. Многие из них лежали тут с первого дня существования самой станции...

Долгое время казалось, что строительство так и не завершат. Проект преследовали скандалы, распри, а стоимость постоянно росла. К тому же планетарное руководство так рьяно противилось строительству, что окончательное решение было утверждено лишь после того, как правительство Федерации пригрозило использовать планету для геоинженерных экспериментов. В результате оказалось, что станция так сильно способствовала развитию планетарной экономики, что первый же политик, годами позже предложивший в целях безопасности ограничить сообщение между планетой и станцией, закончил свою карьеру.

Ремонтный отсек был построен одним из первых. Он стал символом того, что за время бурных работ были разрешены все противоречия, зажили все раны, а репутации участников остались незапятнанными. К несчастью сам процесс утверждения затянулся слишком долго, что грозило сорвать все установленные сроки. Из за этого было заключено множество сомнительных контрактов с неквалифицированными строителями, которые обещали выполнить всё максимально быстро.

И хотя не произошло никаких серьёзных аварий, операторов станции долгое время преследовали различные мелкие проблемы. Было очевидно, что некоторые из использованных стройматериалов были отнюдь не свежими, как утверждали подрядчики, а скорее всего были собраны с разрушенных кораблей и заброшенных колоний неподалёку. Ведь намного дешевле перевезти материал, собранный в космосе, чем тратиться на транспортировку с заводов производителей, которые находились на планете.

Хотя это создавало проблемы во время сложных технических операций, тем не менее подобная конструкторская мешанина, к удивлению, не повлияла на общую стабильность станции. Сплавы всегда прочнее чистого металла, и если кто и замечал во время стрительства странную изогнутость несущих конструкций, то никак это не комментировал.

Намного позже, после того, как станция была заброшена и оставлена на произвол судьбы, ее новые обитатели ни разу не отважились проникнуть в ремонтный отсек. Это было потайное место, а не убежище для случайных визитеров.

Один из обломков, массивный металлический брус, пробивает уже ослабленные бронированные двери, и летит дальше, с грохотом падая в коридоре. Дрожь от столкновения передаётся стенам и сливается с агонией самой станции. Воздух заполняется хаотичным гудением, подобным предсмертной молитве машин. Вибрации усиливаются, и теперь вся станция словно дышит, расширяя и сжимая в унисон углы и проёмы. Оставшиеся целыми бронированные окна долго не выдерживают такой нагрузки, и стёкла разлетаются тысячами осколков, которые усеивают проходы...

Истёртые, мозолистые руки построили эти коридоры, уставшие души вставили стекла в рамы. Это место было заполнено усердным трудом и надеждой. Ходили слухи, что весь проект находится под угрозой, но люди собирались вместе и работали не покладая рук. Не все остались. Многие покинули станцию на челноках и направились на планету. Тем, кто остался до конца, были отведены почётные места в день открытия – глубоко внизу, среди мрачных машин, стали и шума, где они оставались на случай, если что-то пойдёт не так. Никто их не заметил, но они в этом не нуждались. Они были повсюду – среди заклёпок, сварных швов и проводов...

Всё стеклянное разлетается вдребезги по всей станции. Основной коридор, где владельцы магазинов завлекали клиентов, покрывается осколками, словно по нему пронеслась метель. Не видно ни одного логотипа или торгового знака, всё что осталось – граффити, выцарапанные на металлических стенах магазинов. И теперь сами стены начинают разрушаться одна за другой, открывая взору свободные пространства за ними. Одна из стен обвалилась, и из за неё на пол высыпается куча антиквариата и бесценных артефактов почти в идеальном состоянии, словно они до этого были заключены в невидимый янтарь...

Чтобы обеспечить справедливую конкуренцию и предотвратить сосредоточение крупного бизнеса, продавцы были допущени на станцию по результатам лотереи. Некотороые зарекомендовавшие себя фирмы были допущены на станцию без проволочек (Quafe была одной из первых), но в итоге получилось сочетание самых разных корпораций: известных и не очень. Были введены законы для ограничения на объём финансов, который компании могли вложить для работы и рекламы своего представительства, и уменьшающие возможности крупных компаний задавить более слабых конкурентов. И тем не менее всё было в соответствии с традициями Галленте – в бизнесе оставались лишь лучшие.

Братское отношение друг к другу создателей станции не передалось представителям торговых компаний, и вскоре недобросовестные приёмы стали нормой. Неожиданно, мелкие фирмы поначалу оказались намного лучше в деле недобросовестной конкуренции, чем более известные корпорации. У них всё еще свежи были в памяти первые шаги в бизнесе, и их мало что сдерживало от нарушения некоторых правил. Люди всегда сочувствуют аутсайдерам, и каждый раз, когда мелкий бизнес оказывается впереди более известных конкурентов, его популярность растёт. Со временем некоторые мелкие фирмы расширились до среднего бизнеса, а те, кто не смог эволюционировать, были вытеснены. Конкуренция была жёсткой, но так и должно было быть.

Однажды владельцы нескольких магазинов решили договориться и организовать совместный торговый центр. Это был один из немногих способов обойти ограничения, наложенные на слияние фирм. Однако один бизнесмен воспротивился. Так как его магазин оказался прямо посередине будущего комплекса, остальные сосредоточили все усилия и ресурсы на его устранение. Они переманили к себе его ключевых сотрудников, владеющих внутренней информацией, и в результате он был вынужден уйти. Оказалось, что пространство его магазина стало «мёртвой зоной» торгового центра, и остальные владельцы разместили там систему уведомлений. Годами это место служило монументом тщётности сопротивления предпринимательству, а для более циничных – пластиковым мемориалом жертвам бизнес-войны. Его содержимое было словно жертва богам – о нём не говорили и к нему не притрагивались.

Неподалёку от торговой зоны находится обширная площадь. Гигантский кусок потолка отламывается и падает, пробивая её и несколько этажей снизу. Следует пауза, потом грохот, и остатки потолка загораются оранжевым свечением, которое становится всё ярче и интенсивней, и в какой-то момент хаос внизу заливается светом. Появляются чёрные дрожащие тени.

Из зияющего отверстия глубиной в несколько этажей полыхнуло пламенем. Ревущий огонь запоняет каждый уровень и стелется по полу. Он плавит, разъедает обломки конструкции и швыряет их вверх, к потолку, где они разлетаются, оставляя огненные шлейфы, похожие на перевёрнутые деревья, и с шипением падают на пол.

Когда-то в этом месте располагался центр молодого профсоюза. Всё началось с одной женщины, работающей инженером на нижних уровнях, которая была недовольна низкой зарплатой и плексигласовыми потолками. Она начала собирать остальной персонал для обсуждения опасностей ремонтных работ на станции. Эта женщина была харизматична и красноречива, и как лидер сочетала в себе железную волю и ауру доброжелательности, что подкупало её слушателей. Когда группа стала расти, и люди начали беспокоится об ответных мерах со стороны руководства станции, она решила выступить в открытую, выбрав площадь в качестве места для сборов. Любой посторонний мог подойти и услышать, как люди из техперсонала обсуждают планы на будущее или спорят между собой. Это был блестящий, но в то же время опасный шаг, и он сработал. Естественно за ними следили, но ищейки не могли узнать больше, чем простые прохожие. В результате движение лишь разрослось. Когда полиция пригрозила разогнать собрания из за большой толпы, они стали передавать по публичным каналам зашифрованные видеоролики, которые могли быть расшифрованы декодерами только с помощью ключей, которые движение распространяло анонимно. Представители власти так и не смогли вычислить зрителей этих трансляций.

Обломки превращаются в бурлящую магму, которая прожигает пол и течёт вниз по туннелям и трещинам. Электропровода не выдерживают – то тут, то там раздаётся треск, и взлетают снопы искр. Раздаётся серия резких звуков, и оставшиеся кабели поддаются пламени, вырываясь из зияющей дыры посередине, и переплетаются между собой. Наконец они, словно обессилев, свисаются вниз в бездну...

Власти, раздражённые беспокойством среди работников, которое вызвало движение, наконец решили, что людям, работающим на нижних ярусах, не стоит подвергать риску всю станцию, и что амосфера сотрудничества и доброй воли решит пробему лучше, чем жёсткие меры. Они пошли навстречу некоторым требованиям работников, но при этом объявили, что из за вынужденного пересмотра бюджета станции и невозможности увеличения налогов, все второстепенные сервисы будут прекращены. По каким-то необъяснимым политическим причинам, эти изменения, ограничившие доступность всего, от нелицензированных трансляциий игры Mind clash и контрафактных эгонов, до напитка Quafe и низкосортного алкоголя, повлияли исключительно на досуг низшего класса. Сразу после введения новых порядков начались проблемы с толпами недовольных, на что администрация ответила еще более жёсткими ограничениями на импорт различных воспламеняемых товаров, при этом заявив, что меры будут пересмотрены после решения вопроса о правах техперсонала. Дешёвый алкоголь и развлекательные товары исчезли с прилавков.

Последствия не заставили себя ждать. То тут, то там стали появляться граффити с обвинениями в адрес рабочих, а застольные разговоры в пабах становились всё громче и эмоциональней. Критическим моментом стал день, когда спортивный телеканал был прикрыт и заменён на трансляции со встреч активистов. Кто-то из выпивающих в баре опустил свою рюмку, встал из за стойки и начал бессвязно кричать прямо в видеоэкран. После чего шатаясь вышел из бара, заявив, что собирается высказать активистам всё, что о них думает. Многие последовали за ним. Слух молниеносно распространился, и к моменту, когда люди дошли до злополучной площади, взбешённая толпа уже насчитывала сотни. Сам же виновник шествия остановился на пол-пути, чтобы облегчиться, запутался в собственных ногах, рухнул на пол и заснул.

Активистов оттащили с площади и избили до полусмерти. Их спас отряд полицейских, которые прорвались сквозь озлобленную толпу к избиваемым и окружили инерциальными барьерами, которые заперли их, словно зверей в клетке.

Когда толпа наконец рассеялась, и полицейские отключили щиты, активисты молча разошлись в разные стороны. С того момента их группа прекратила существование. Всем пострадавшим была оказана медицинская помощь, после чего им были предложены высокооплачиваемые вакансии в корпорациях. Все они приняли предложения и до конца жизни энергично и преданно трудились на новых работодателей. По их просьбе офисы были расположены высоко над злополучной площадью, на которую они смотрели через неоткрывающиеся окна из пулезащитного стекла. Никто так и не принял эстафету протеста. Все трансляции движения передавались по неофициальным каналам, и архивариусы станции просто стёрли копии видеоматериалов с дискуссиями протестующих. Все ограничения были отменены, спиртное и развлечения вернулись, а протестное движение было забыто вместе с его целями.

Не всякое действие рождает противодействие, и не всякий шаг оставляет след.

Жилые кварталы уже почти полностью разрушены. Первыми поддались высотные здания – просторные и хрупкие, за ними последовали строения, стоящие у открытых площадей, где раньше были парки и фешенебельные магазины. Даже тесно прижатые друг к другу жилые здания не выдерживают огненной бури. Удивительно, но единственные строения, которые всё еще держатся, это «Ржавые жилища» – убежища для тех, от кого отвернулась удача, и кому некуда больше податься. Простор всегда был непозволительной роскошью в таких лачугах, где едва хватает места чтоб выспаться, утолить голод и день за днём предаваться отчаянию. Но их так много, и они, словно животные холодной ночью, так тесно прижаты друг к другу, что не дают друг другу упасть. Они стоят до тех пор, пока земля под ними не начинает проваливаться. И даже после этого «Ржавые жилища» держатся на удивление долго.

В те дни, когда эти тесные комнаты были заселены, даже жители гетто не могли порой увернуться от стрел Амура...

Иногда он колотил её, временами ей казалось, что она беременна от кого-то другого, но они любили друг друга и оставались вместе намного дольше, чем многие другие пары. Их квартира была небольшой, но в то же время достаточно просторной для нескольких детей, которых они воспитали вместе. Те из них, кто смог дожить до взрослых лет, переселились в более просторные жилища и продолжали жить, нося серые одежды и серые лица.

Ржавый квартал сравнялся с землёй, после чего начинает разваливаться всё. По всей станции обваливаются коридоры, унося за собой всё, что было над ними. Ранее тёмные аллеи теперь залиты огнём, который испепеляет их. В одной из аллей мельком можно заметить человека по имени Полок, прежде чем его тоже поглощает пламя. Его узник выдерживает немного дольше, сопротивляясь изо всех сил, чтобы хоть на несколько мгновений пережить своего мучителя. Наконец его целиком окутывает огонь, и сквозь его рёв слышится вздох облегчения. Всё когда-нибудь кончается...

Много лет назад это место посетила бездетная пара из Амаррской Империи. Неизвестно, что их занесло в эти переулки, но их дорогая одежда привлекла нескольких жителей Ржавого квартала. Ожесточённые обитатели гетто выплеснули свою злобу на несчастную пару, угрожая и требуя у них невозможного. Случайно или намеренно, но они оставили мужчину умирающим на земле и скрылись до того, как кому либо из них пришло в голову убить и женщину.

Они оба были глубоко верующими. Истекая кровью, он из последних сил читал молитву, которую выучил ещё ребёнком, благодаря которой он надеялся попасть на небеса. Он давно понял, что дорогу в рай ему проложит не пустое восхваление богов, а дела в их славу. Но в ту минуту, в этом холодном, одиноком переулке всё, что было в его силах, это молиться. Его жена, тихо рыдая, пыталась ему помочь, как могла, но он испустил дух так и не закончив молитву.

Каждый год в тот же самый день овдовевшая женщина возвращалась сюда одна, неся с собой сосуд с освящённой водой. Каждый раз она опускалась на колени и протирала то место, где её муж истёк кровью. Слух о ней быстро распространился, после чего как светские так и религиозные власти объявили, что если женщине будет причинена малейшая неприятность, то Ржавый квартал будет вычищен до последнего человека.

Людям казалось, что женщина пыталась отмыть кровь своего мужа с этой нечестивой земли, но на самом деле она благословляла место, принявшее его теплоту, и молилась всем богам, которые её услышат, чтобы, несмотря на неоконченнуу молитву, его приняли на небесах.

Наконец структура станции поддаётся окончательно. Центральных стен больше нет, силовые балки переломаны как солома, и волна разрушений доходит до самого сердца станции. Огонь прожигает себе путь и заполняет всё, словно чернила, растворяющиеся в воде. Теперь это место и есть огонь. Станция превращается в адское пекло. Напоследок во внешних стенах образуются зияющие дыры и трещины, обнажая пылающие внутренности. Внешний каркас станций всегда выполняется самым прочным, чтобы никакой инцидент внутри не смог нарушить защиту от окружающего вакуума...

Как и везде, это место не обошлось без городского сумасшедшего. Никто не беспокоился из за него, потому что это был безобидный, вежливый старик, разговаривающий с прохожими, сам с собой и видимыми только ему собеседниками, уверяющий, что будет жить вечно. Большую часть жизни он провёл в одном и том же жилище. Никто не помнил, когда он тут появился. Казалось, что он был тут с самого начала. Люди любили его.

Теперь, когда безумный старик уже предан забвению, покой его тайного убежища нарушен. Сквозь брешь вываливаются кожаные шнурки, картины, потускневшие фотографии и маленькие туфли. И наконец, все поглощает пламя.

Словно испуская вздох облегчения, очищенная огнём от содержимого и всякой цели станция взрывается яркой вспышкой. Сталь, пластик, камень и всё остальное разлетается, словно пытаясь дотянуться одновременно до тысячи разных точек.

И вместе со взрывом, чьё зарево тускнеет в необъятном космосе, стираются все воспоминания.