Когда золотой флакон выскользнул из его рук, Антар (Antar) понял, что он покойник.

Лерэнж (Lerenge) и он были в саду созерцания, спорили о догмах веры и своем служении Придворному Камергеру (Chamberlain). Оба они были привилегированными Хранителями (Holders), сделавшими очень многое для императорского двора. Постоянные трения между ними во время выполнения ежедневных обязанностей превратили их в два гладких куска гранита подогнанных так плотно, что они уже давно не цеплялись друг к другу по пустякам, и каждый из них просто ждал, пока другой наконец-то треснет и расколется на мелкие кусочки.

Еще до того как флакон коснулся земли Антар уже наклонился, чтобы поднять его, пальцы коснулись блестящей поверхности, а разум пытался придумать подходящее объяснение. К тому моменту, когда он поднял флакон и сунул его себе в карман, он решил вообще ничего не говорить, и попросту молил богов, чтобы Лерэнж подумал, что упавшим предметом была одна из золотых пуговиц с его мантии.

И Лерэнж, кажется, ничего не заметил, и в своей обычной манере продолжил говорить о бесполезности чрезмерного религиозного фанатизма на фоне огромного количества дел, которые должны быть сделаны ежедневно. «Ты ничего не успеешь, если целый день проведешь на коленях в молитвах», сказал он. «Империя ждет результатов, а не пустых слов».

Антар, который хотел закончить этот разговор до того как дрожащие руки выдадут его, заставил себя спокойно пожать плечами и сказать: «В таком случае нам стоит заняться делами». Лерэнж презрительно фыркнул и пошел прочь.

Как только он остался один, Антар подошел к одной из скамеек и тяжело опустился на нее. Он чувствовал флакон в своем кармане, чувствовал, как он вдавливается в кожу.

Меньше чем через сутки он должен был встретиться с Камергером. Ему нужно сохранить голову ясной и не зацикливаться на всяком бреде и параноидальных мыслях.

Поэтому он пошел в сад созерцания, чтобы в тысячный раз схлестнуться в споре с человеком, который его ненавидел, и прямо посреди их спора он непонятно зачем начал возиться с золотым флаконом, в котором он хранил неприкосновенный запас бустеров. С золотым флаконом, который он начал брать с собой на службу при дворе без какой-либо причины вообще.

Он потер лицо руками, затем раскинул их на спинке скамьи, откинул голову назад и прислушался к шелесту листьев вокруг. Его глаза были закрыты, а дыхание постепенно успокаивалось.

Людям не свойственно отрицать свою собственную сущность. Ему нравилось сидеть на этой скамье и подставлять свое лицо солнцу. Также ему нравились бустеры*, нравилась не только эйфория, которую они давали, но и страдания, которое приносили с собой их пагубные капли.

Последнее стало настоящим открытием. Давление и груз ответственности от проживания в высших слоях общества Амарр, не говоря уже о работе на одного из наиболее влиятельных людей во всей Империи, были такими сильными, что почти каждый искал что-то, что помогло бы ему расслабиться и «спустить пар». Это было естественно и предсказуемо, и люди обращались к молитвам и вере. Вы должны были страдать за свою веру и именно это вы и делали, бродили по созданными обществом и взаимоотношениями людей извилистым лабиринтам, в надежде найти просветление, выйдя из них. Стресс и давление означали, что вы нуждались в Боге за гранью обыденности.

Но не все могли справиться со стрессом только молитвами и иногда обращались к самобичеванию. Встретить неспешно прогуливающихся, осторожно нащупывающих путь к скамейкам или столикам после вечера телесных истязаний, высокопоставленных чиновников в многочисленных садах дворцов Камергера не было чем-то сверхъестественным. И церковь не порицала, и можно сказать, даже активно поощряла все это.

Употребление бустеров было запрещено, также как и чрезмерное употребление алкоголя, синтетическая выпивка и все прочее за исключением самых легких напитков. Но Антар не видел разницы между всем этим. Было бессмысленно, как вредить самому себе, так и раствориться в молитвах, поскольку, чтобы довести до конца и первое и второе, вам нужна была сила и воля. Антар чувствовал, что когда ты отдаешь свою независимость кому-то другому, как это велит твоя вера, то наименьшее что Бог должен был сделать для тебя взамен – это предоставить свободный и неограниченный доступ к себе.

Он обратился к бустерам из-за разочарования и стыда того, что не смог перенести давление окружающего его мира, а также нежелания посвятить себя бесполезным молитвам и исследованию болевого порога самобичеванием. И в отголосках фуги и тремора он наконец-то нашел себя.

Он должен был страдать, и он определенно страдал, проводя время, казавшееся ему веками, в паническом бреду и агонии видений, холодного пота и паранойи. Но когда все это исчезало, он мог думать лишь об одном – о том, чтобы повторить все это снова. Эйфория позволяла прикоснуться к святому, а последующие страдания оправдывали его поступки. У него было извращенное чувство того, что он был ближе не только к Богу, но и самому себе: наслаждаясь жизнью на полную, а затем страдая за это, он был верен своей природе и верен канонам наказания своей веры.

Это был идеальный и единственный способ достижения целостности и Антар принял его всем сердцем.

Он встал, отряхнул свои одежды и огляделся вокруг. День близился к концу. Солнечный свет отражался от ближайшей статуи Раб-гончей, отлитой в бронзе. Вид этой статуи успокоил его, ведь если Бог создал это ужасное, безжалостное животное, то, конечно же, он должен снисходительно относиться к животной природе человека.

Антар направился в свои покои. Завтра будет тяжелый день и ему нужно очистить свой разум.

«Мой дорогой мальчик, я так рад видеть тебя», сказал Камергер. Передняя его дворца, в которой они сейчас находились, была залита рассветными лучами солнца. Потолки были высокими и заканчивались затонированными окнами, стекла которых меняли свою прозрачность в зависимости от яркости солнца. В полдень они становились царственно-золотыми, а поздним вечером – кроваво-бронзовыми, однако по утрам они были прозрачными и ободряющими. Снаружи доносилось пение птиц.

Стены были усеяны ткаными гобеленами, на которых были изображены гербы пяти Престолонаследников, украшенные их родовыми драгоценными камнями, меньшими гербами и небольшими портретами Хрантелей, сослуживших хорошую службу Империи, а также разнообразными массивными украшениями, изображавшими величественных Императоров правивших когда-то. Едва ли в этой комнате осталось место для Бога.

Антар, все еще стоявший на коленях, пробормотал себе под нос: «Всегда к вашим услугам, Ваша Честь». В комнате не было охраны, что было вполне обычно. Охранники были такой же декорацией, как и все вокруг и Камергер частенько отпускал их, чтобы поговорить с гостями о чем-то личном.

«Все так же вежлив!» сказал Камергер Карсот (Karsoth) смеясь. «Надеюсь, ты хорошо отдохнул в своих покоях».

«Отдых в них всегда приносит мне счастье», сказал Антар. И это было правдой. Вчера вечером он до дна выпил содержимое своего золотого флакона, а после избавился от него. Видения были изумительными.

«Это приятно слышать. Мне нравится слышать добрые слова и новости. Здесь нам, жалким, недостойным грешникам, нужно больше подобных разговоров».

Антар молчал. Ему всегда нравился Камергер, и не важно, что из-за этого он попал в небольшую группу думавших также придворных, не имевшую особого влияния при дворе. Манера ведения разговора этим человеком была смертельно успокаивающей. Одно неверное слово в гениальной на первый взгляд беседе могло стоить человеку поездки к колодцам очищения.

«Ты размышляешь о рае на небесах?», мягким голосом спросил его Карсот.

«Все время, мой господин», сказал Антар. «Как я могу служить вам?»

На этот раз Камергер ничего не ответил. Вокруг стало так тихо, что Антар слышал биение собственного сердца, и вдруг он осознал, что птичьи трели тоже умолкли. Аудиоблоки были отключены. Потихоньку его начал охватывать страх.

Он уставился в пол. Перед собой он слышал как Камергер поднялся на ноги – металлические поршни в его коленях зашипели, помогая человеческому телу. Шипение становилось все громче и громче по мере того, как Карсот все ближе подходил к нему. На Антара нахлынул аромат духов.

«Ты стоишь так, что я легко могу лишить тебя головы» сказал Карсот тем же тихим голосом.

«Нисколько не сомневаюсь в этом, милорд». Сказал Антар, стараясь дышать как можно спокойнее. Его ноги дрожали толи от паники, то ли от напряжения.

«Лерэнж говорил со мной прошлой ночью», сказал Карсот.

Антар промолчал.

«Я отдал приказ обыскать твои покои», продолжил Карсот.

Антар продолжал хранить молчание.

«Тебе есть что рассказать мне, слуга Империи?»

Впервые Антар поднял взор и посмотрел прямо в глаза Камергера Карсота – высшему лицу в небесном суде, самому влиятельному человеку Империи Амарр и посреднику Бога.

И увидел нечто, что было ему знакомо.

«Ничего такого, о чем бы вы уже не знали, милорд» - сказал Антар

Карсот улыбнулся и достал что-то из кармана своей золотой мантии. Антар не сомневался, что Камергер знал о всех преступлениях совершенных Антаром, ведь его тайная сеть шпионов и информаторов была огромной, но увидеть свой золотой флакон в руках Камергера было для него шоком. Антар не ожидал увидеть его не просто потому, что флакон поставил бы последнюю точку в его приговоре, а потому, что он был абсолютно уверен в том, что уничтожил его.

«Покажи мне, насколько ты набожен, Антар», сказал возвышавшийся над ним Камергер. Странная улыбка все еще играла на его лице. «Говори».

Антар знал, что все, что он сейчас расскажет, уже не имеет значения. Его судьба была предрешена, а его исповедь – лишь развлечение для Камергера. Даже если он начнет просить, умолять, угрожать или обманывать он все равно окончит свои дни в колодцах очищения. Более ничто не имело значения, однако поэтому, ничто не было и запрещено. Сквозь оглушающие удары его сердца в его сознание прорвалась мысль о том, что в своей последней исповеди он мог свободно говорить о чем угодно.

И он начал говорить.

В тишине он говорил о боли и наказании, о пропасти между телом и духом и о совершенстве, которого вряд ли кто-то сможет достичь, пока не исследует все грани человечности. Он рассказал о божественных видениях, с которыми он столкнулся, покинув свое тело, и об адских муках при возвращении в реальность. Он покаялся в своем жестоком, бесконечном, огромном разочаровании, вызванном упорным отрицанием Империей божественной необходимости быть животными.

В какой-то момент, в приступе тихого ужаса, он понял, что встал и смотрит в лицо Камергеру. Антар продолжал говорить.

И вот наконец-то он остановился. Он внезапно замолчал, как будто перевернул последнюю страницу книги, которую читал до этого. Он чувствовал себя очистившимся и опустошенным, как будто все, что Карсот мог теперь сделать, было бы лишь эпитафией к его жизни, которая уже закончилась.

Высокий человек наблюдал за ним некоторое время, улыбка на его лице до конца так и не исчезла. Затем поршни в его ногах зажужжали, он наклонился к Антару и сказал: «Ты тот, кого я искал».

Антар уставился на него тупым, неосмысленным взглядом.

«Знаешь ли ты, что ждет тебя, верующий?» спросил Камергер.

«Я умру», сказал Антар. «В конце концов, я умру».

«Это так. Но сначала ты проследуешь со мной». Карсот повернулся и пошел к стене за его троном. На мгновение он задержался перед портретом кого-то, кого Антар не знал.

Не было никаких признаков: ни лазерных очертаний, ни мерцания – ничего, что указывало бы на отличие этого участка от других. Карсот просто что-то удовлетворенно проворчал и вошел в стену, полностью растворившись в ней.

«Он не исчез», говорил мозг Антара его недоверчивым глазам. Камергер не был похищен и не стал невидимым, но и через простую голограмму он не проходил. Он прошел через стену так, как будто бы это была пористая мембрана: стена слилась с ним, покрылась рябью и пришла в движение, открывая ему дорогу сквозь себя.

Выпуклые очертания лица Карсота появились на поверхности портала, полностью сливаясь с окружающей его стеной, в которую он вошел. Антар смог разглядеть его лишь по очертаниям щек. «Проход будет открыт еще несколько секунд, алколит», сказал он. «Либо ты идешь сейчас, либо никогда».

Чувства Антара взяли верх над его оцепеневшим телом и разумом и втолкнули его внутрь.

На другой стороне были… люди. Казалось, они наслаждаются собой. В комнате не было внешних источников освещения, но свет факелов отражался явно от обнаженных тел. Некоторые из них глотали что-то.

«Вопреки тому, что ты можешь подумать, я крайне набожен», как будто бы между прочим сказал Карсот. Антар кивнул, не в силах оторвать взора от человеческой массы, копошащейся перед ним. Воздух в комнате был пропитан духами, а люди издавали глухие стоны. Ему казалось, что он бредит.

«Но я презираю Бога людей, которым мы служим, ибо это не единственный истинный Бог. Истинный Бог – он будет поощрять потворство своим желаниям и свободную веру».

«Он?» сказал рассеянно Антар, не услышав ни единого слова.

Карсот не понял его. «Или Она. Бог может быть всем, что ты пожелаешь».

«Что происходит с этими людьми?» спросил Антар, все еще не до конца придя в себя.

Карсот строго посмотрел на него. «А что ты думаешь с ними происходит?»

«До того, как я это увидел, я бы подумал о колодцах очищения», ответил Антар. Карсот хмыкнул.

Какое-то время они смотрели на дисплей. Пытаясь контролировать свой голос, который предательски дрожал, Антар сказал: «Милорд, я должен вас спросить, поскольку считаю, что ответ на этот вопрос будет касаться и меня, что случилось с этими людьми?»

Карсот положил руку ему на плечо и великодушным тоном сказал: «Они прощены, сын мой. И скоро они продолжат свой путь».

«Куда, милорд?» спросил Антар. Задумавшись на мгновение, это же был Карсот, он добавил: «И этот путь они продолжат целыми и невредимыми?»

Камергер громко рассмеялся, и эхо его хриплого рева прокатилось по комнате. «Да, Антар, они будут в порядке. Все они приходят сюда время от времени, чтобы рассказать мне последние новости из самых темных уголков галактики. Большинство из них может свободно ходить по дворцу, но до того, как отправиться обратно, они, как правило, предпочитают компанию друг друга».

«Понятно, милорд».

Карсот повернулся к нему. «Пойми, алколит. В мире есть люди, которые думают так же. Я нашел их в период кризиса веры, подобного тому, что испытываешь сейчас ты, бросив вызов правде и смотря смерти в глаза. Я пошлю тебя к ним как моего эмиссара. Ты верой и правдой служил мне в прошлом, и ты будешь служить мне еще лучше на этом новом посту».

«Милорд, я… ну, что я должен сказать? Служу вам», сказал Антар и поклонился.

«Так и будет», сказал Карсот. «Есть враг, с которым мы должны разобраться, ибо она выступает против всего того, что есть мы. И делает это она руководствуясь не своей наивностью, которой можно было бы достаточно легко противостоять, а иной тьмой. Ты никогда ее не увидишь, потому, что эта встреча приведет лишь к твоей смерти, но ты будешь охотиться на ее приближенных. И делать это ты будешь в окружении подобных себе».

«Да, милорд».

«Решено. Ты отправляешься. Но мне нужно знать одну вещь – поверь мне, я увижу ложь в твоих глазах, поэтому говори правду – ты действительно этого хочешь? Ты понимаешь, что ты навсегда оставишь все, что тебе дорого, и от тебя былого не останется и следа?»

«Да, ваша светлость», сказал Антар. «Да, да, тысячу раз да. Кто эти люди?»

Камергер Карсот улыбнулся. «Их называют Блад Рэйдерами (Blood Raiders) – похитителями крови».