После того как бывшая моей женой на протяжении сорока лет покинула меня, и после того как я долго горевал и успокаивался, я наконец сдался и вспомнил некоторые старые увлечения. Мне надо было чем-то заняться. Разум в моем возрасте начинает угасать, если его не использовать, а я не собирался становиться одним из этих ничтожеств, которые перестали оставлять следы на земле.

Я снова начал заниматься садом, избавившись от травы на части нашего двора и посадив ряды саженцев в пустую землю. Я не делал этого с тех пор как встретил Ливотту, когда я прекратил все это чтобы жениться и завести семью. Это было сложным решением. Другие на моем месте пытались бы оставить всё как есть, но, по-моему, жизнь движется по-другому. Ты должен сфокусировать всю свою энергию на том, чем занимаешься или ты ничего не добьешься, и ты не должен смешивать занятия, которые требуют полного погружения. Я решил, что буду принадлежать Ливотте и нашим детям.

Дети вырастали с амбициями и настойчивостью, и один за другим переезжали на дальние континенты, пока не остались только мы с Ливоттой, а затем только я. Поэтому я начал заниматься садоводством. Ещё я завел собаку, которую быстро полюбил, но почему-то так и не придумал ей имя. Жизнь для нас, Галленте, на Калдари Прайм (Caldari Prime) была нормальной, как и всегда, сколько я себя помнил. Садоводство оказалось гораздо тяжелее, чем я думал, потому что хоть у меня ещё и осталась часть моей упрямой силы, и я помнил как использовать инструменты, я был стар и давно не практиковался. Но я упорно продолжал. Это было моей целью.

Затем вернулись Калдари.

Людей, которых я знал десятки лет, внезапно забирали в какой-то известный лишь по слухам подводный город. Мои соседи с обеих сторон пропали однажды ночью. Охранники Калдари рыскали по улицам, а Титан резал небо над нами. Учреждения были разорены, их начальство заменено персоналом, подобранным захватчиками. Инфраструктура повседневной жизни начала давать трещину, а затем разрушаться. Предметы первой необходимости не проделывали свой путь из деревней в города, и любую помощь стало крайне сложно получить. В какой момент я забеспокоился что нас всех убьют, и не в итоговом штурме вторгшихся Калдари, а в восстании отчаявшихся Галленте.

Но Калдари, хотя и бессердечны, беспощадно эффективны, и к их чести они не имели намерения позволить нам превратиться в животных. Не то чтобы это полностью от них зависело, но у них несомненно были свои планы. Некоторых из наших людей переселили - воспользовавшись домами, которые остались пустыми после облав на политических диссидентов - поэтому мы стали жить более тесными группами. Это сократило нужды в патрулях охраны, повысило наше чувство общности, и успокоило людей на время. Основные службы были восстановлены; мы по прежнему сидели в темноте половину времени, но у нас хотя бы была вода и тепло, и некие зачатки бартерной экономики.

Спустя некоторое время они начали строить стены. Это снова усилило возмущения. Мы осознали, что станем пленниками в собственными домах, а более благополучные части города оставлены для будущих поселенцев Калдари. Как мы узнали, эти Калдари были финансированы правительством Тибуса Хета (Tibus Heth), и это было сделано для создания более благоприятного общества, чем наше. Как только стены были закончены и Калдари поселились на другой стороне, наших людей пропускали только в случае исключительных обстоятельств и никогда не позволяли оставаться надолго. Редкие дезертиры пытались сбежать с нашей стороны, но их всегда ловили и либо возвращали, либо расстреливали.

Все время я уделял внимание своему саду, который постепенно стал занимать большую часть моего двора, и моей собаке, которую я любил с каждым днем все сильнее. Наши люди медленно разделялись на постоянно раздраженных с одной стороны и апатично-уставших с другой, а я был рад находиться в компании кого-то, кто просто счастлив быть живым и не судит ни меня, ни кого-либо ещё. Для нашего общества это было подобно случившейся смерти в семье, будто нас покинул отец. После первоначальной волны злости, разочарования и возмущения, всё что у нас осталось была лишь зияющая пустота вместо центрального образа, объединяющего и своим примером ведущего вперед, и абсолютная невозможность что-то с этим сделать. Не удивительно, что мы замкнулись в себе.

Это разделение, на злость и апатию, стало символом нашего общества в последующие годы. Царил хаос, но он был волнующийся, взболтанный, непрерывно бурлящий и так и не достигающий точки кипения. На самом деле, плодородная и благоприятная почва для тьмы. Преступность росла, и некоторые части города стали чрезвычайно опасны, но охрана - охранники Калдари - частично поддерживала порядок. Я знал их патрульных и видел как одно лишь их присутствие приводило одновременно и к успокоению людей, и к их раздражению. Я думаю мы так же сильно подвергали нападкам самих себя и нашу собственную неэффективность как и силы вторжения. Глубоко внутри мы знали, что даже если бы гражданам Калдари по другую сторону этих стен не дали ничего, ни субсидий, ни охраны, ни бдительного Титана летящего в небе, они все равно добились бы лучшей жизни чем мы.

Если честно, я стыдился своих людей. Мы не были готовы делать сложные выборы. Галленте славятся своими поступками из-за капризов и прихотей, но я бы предпочел видеть нас собравшихся вместе и строящих что-то из этого беспорядка. Вместо этого мы получили разбитые окна, ограбления, исчезновения, ежедневные новости о нападения на невинных людей и всё это перемывалось в непрерывной бескультурной болтовне и ворчании людей, слишком несчастных, чтобы жить порядочной жизнью с тем что у них имелось, но слишком боявшихся мира чтобы что-то предпринять.

И все это заставляло злиться и меня, и заставляло меня чувствовать себя беспомощным и слабым, что никому не помогало. И я сконцентрировался на своем саду, в котором я хоты бы мог что-то сделать. Чем больше мы погружались в хаос, тем легче мне было отвлечься; все что мне было надо - сохранять свою концентрацию, когда все вокруг её теряли. Дома по обе стороны от моего так никто и не заселил, и поскольку дворы были разделены только низким заборчиком, я позволил своему саду разрастись в них, захватывая пространство, которое ему было нужно благодаря моим стараниям. Большая часть сада была отдана под овощи и травы, с разбросанными клумбами цветов для придания цвета.

Меня пробовали запугать несколько раз. Я просыпался, услышав громкие голоса у дома, очевидно люди пытались подбить друг друга на что-то. Несколько раз мне в окна бросали что-нибудь - ни разу камни, обычно просто мусор с улицы. Но у меня был пес, и это был большой и бесстрашный пес, и он была бдительным, настороженным, рвущимся с привязи. Всё что мне надо было сделать - открыть дверь и он выскакивал наружу, рыча, чтобы отпугнуть этих людей. Я никогда не боялся, что ему повредят, наставят на него пистолет или что-нибудь в этом роде. Люди с серьезным оружие это не те люди, что бросают мусор в окно, а это точно не те люди которые могут попасть в быструю, разозленную, движущуюся цель, которая собирается разорвать их. Я отмечал их присутствие как случайный беспорядок, а не явную злую волю.

Пока мой пес не пропал.

Для него не было необычным блуждать где-то весь день, но он был достаточно умным, чтобы возвращаться засветло. В темноте в городе было опасно, и он знал, что он нужен мне здесь. Первую ночь я старался не переживать и полагал, что он вернется к утру. Я мало спал и проснулся очень рано, только для того чтобы убедиться, что он ещё не вернулся.

В тот день я пошел в город, спрашивая, ища его, крича в тщетной надежде, что он он узнает мой голос. Грязные улицы не давали мне ответа, и сотни людей, с которыми я говорил, или отвечали, что не видели его, или к моему расстройству и злости, вообще меня игнорировали. Для них я был лишь стариком, кричащим на улицах, забытым после того как исчез с глаз. Я был ничтожеством.

Я провел весь день, блуждая по округе, и вечер, до тех пор пока не начала опускаться непроглядная ночь. Люди предупреждали меня избегать мест, где я ходил, но я игнорировал их и продолжал идти. Я знал городские маршруты и я передвигался неслышно и невидно.

Когда уже встало солнце, я вернулся к себе домой, уповая на чудо, что он вернулся. Но дом был пуст. Я поел и попил, потому что так было надо, и я помылся и побрился, потому что мне надо было разговаривать с людьми, и я не мог позволить себе растрепанный вид, и снова покинул дом. Какое-то время сад позаботится о себе сам.

Я сдался через пять дней. Я был изможден. Я не спал дольше чем несколько часов, мои ноги сводили судороги, а мой голос был лишь хриплым шепотом. Я упал на свою кровать в одежде, совершено не имея возможности заснуть. Я был опустошен; я был заполнен такой грустью, которую я не мог перенести. Этот пес был моим другом и партнером в течение лет. Все чувства потери и одиночества после смерти Ливотты вновь затопили меня, прибавившись к безысходной беспомощности, которую я уже чувствовал, потеряв моего лучшего и единственного друга. Я не мог с этим справиться, поэтому я просто лежал там, опустошенный, более ничтожный чем когда-либо.

В хороводе мыслей я, должно быть, заснул, потому что внезапно наступил вечер, и снаружи раздавались звуки. Мне понадобилось время, чтобы осознать где я и что происходит, и у меня было странное чувство, что звуки продолжаются уже какое-то время. Только когда я понял, что звук идет не с улицы, а из-за моего дома, я быстро поднялся с кровати и подошел к окну. От того, что я увидел, у меня заболел живот.

Часть сада была разорена. Растения были вырваны, оборваны и разбросаны, почва вытоптана. Здесь были люди, мои люди, лежащие в пыли без движения; и мне стало трудно дышать, когда я увидел рядом с ними лопаты.

Охранники Калдари окружали их с оружием в руках. Я выскочил через дверь во двор, не зная, во что я ввязываюсь. Если бы я не был в таком смятении из-за потери собаки, я бы никогда не встревал в подобное, но я был полностью безразличен к собственной судьбе и готов к тому, что охрана пристрелит меня как только увидит.

Они поприветствовали меня. Старик, изможденный, на грани, и ненавистные враги моего народа, обращаются с ним как с одним из своих. Они говорили со мной вежливо, несколько раз объясняя что происходит, и они слушали, что я им скажу, хотя половина этого была паническим, неразборчивым от недосыпания бормотанием еле слышным голосом.

Они давно знали о моем саде. Они говорили о нем с уважением, и безошибочно понял, что они считали его маленьким клочком честной жизни в цивилизации, которая превратилась в серые безжизненные руины. В тот момент я был согласен с ними во всем.

Один из них был в патруле, когда он услышал голоса из моего сада, и он вошел в него, чтобы увидеть Галленте - мой предполагаемый народ - разоряющими его. Он остановил их, они сопротивлялись, он вызвал подкрепления и в конце концов результатом стала группа молодых людей без сознания с ожогами и ранами от оружия сдерживания толпы, которое было использовано без колебаний.

Нельзя сказать, что я переживал. Сад был растоптан не просто под влиянием момента. Это было запланировано. Они принесли лопаты с явным стремлением перекопать сад полностью. Они планировали безвозвратно разрушить тот маленький тихий островок, что я создал для себя, и они бы преуспели. В том состоянии, в котором я находился, это бы меня доконало навсегда.

Я предложил охранникам все травы и овощи, что они захотят, и они отказались с вежливым удивлением. Они сказали мне, что распространят информацию о том, что меня и мой сад нельзя трогать, а если кто-то нам повредит, его накажут. Я от всей души их поблагодарил. Вскоре они меня оставили, уводя негодяев, и пообещали поглядывать, не появится ли моя собака.

Нападение на мой сад, будучи наказаным, помогло мне выжить. Оно вернуло мне все убеждения о жизни, прожитой с целью, с твердостью и сосредоточенностью, без сожалений. Пережитые потери опять начали отступать, я смог бы с ними справиться, когда был бы готов. Разрастающееся отвращение к собственному народу и соответствующая постыдная благодарность к Калдари - всё начало ослабевать; я не судил себя за то, кем я был, и неважно, что думают другие. Я был энергичным мужчиной, благословленным, несмотря на мою старость, здоровьем и остротой ума, чтобы выполнить своё предназначение на земле, а если из-за этого другие люди будут ненавидеть меня и желать мне вреда, это не моя забота. У меня есть сад. Я буду заботиться о нем, я буду давать земле всю необходимое поддержку, и я позволю ему расти, цвести и пережить меня в тени Титана над нами.

Спрятавшись в этой тени, я занимался бы садоводством многие, многие годы, но уже через несколько недель после происшествия, что-то случилось. На район опустилась странная тишина. Прекратилось патрулирование охраной. Похоже, никто не знал что происходит, но появлялись постоянные слухи о происходящих где-то на планете битвах.

Я беспокоился о своих детях. Связь между районами была прервана уже несколько лет - нам сообщали о смерти родственников, не больше - а я уже давно сознательно решил верить, что они преуспевают, и не задумываться больше об этом. Но теперь, не имея от них ни весточки, мои мысли перепрыгивали с одной ужасной возможности на другую.

Дни шли. Иногда я слышал слабый звук, будто приближалась гроза, и другие, кого я спрашивал, подтверждали это. Патрули охраны так и не возобновились, и я начал беспокоиться о себе, своем саде и о всем районе.

На стенах охрана ещё была, и хотя они не говорили с нами со своих вышек, я приходил туда так часто, как смел без привлечения чрезмерного внимания, просто чтобы услышать что-нибудь. Старик может несколько часов неподвижно сидеть незамеченным - это одно из преимуществ моего возраста - и я иногда начинал улавливать обрывки разговоров. Что-то происходило, и на планете, и в космосе. Упоминались битвы, и войска, которые не останавливались. Тибус Хет в какой-то момент чуть не погиб, и теперь они не знают, что делать с приказами, спускаемыми сверху. Они были неуверенны, они были обеспокоены.

Однажды ночью я проснулся из-за усиливающегося грохота. Весь дом дрожал. Сначал я подумал, что неподалеку упала бомба, и в легком ступоре выбежал в сад, чтобы посмотреть, пострадало ли там что-нибудь, но не нашел ничего странного. Луч света прошел по мне, но прежде чем я смог посмотреть вверх, чтобы узнать, что это было, раздалось ещё одно громыхание, такое громкое, что я упал на колени, зажимая уши.

Когда это прошло, я посмотрел вверх в небо, чтобы увидеть одно из самых потрясающих зрелищ в своей жизни. Титан, этот левиафан висящий в недостижимых небесах над нами все эти годы, пылал. Я уставился на него, мой мозг едва был способен постигнуть огромную важность того увиденного, в то время как другие корабли - тоже гиганты - летали вокруг него, стреляя во все стороны.

Грохот продолжался, на этот раз более тихо, но с достаточной силой чтобы тряснуть меня, и я понял, что он не может происходить от битвы в небесах; эти корабли были вне атмосферы. Я поспешил взять лестницу и забраться на крышу, которая была не так уж и высока, но хотя бы предоставлял лучший обзор горизонта.

Там были вспышки, очень слабые, но заметные, все в одной части горизонта. Я спустился по лестнице так быстро, как позволяли мои старые ноги, нашел в доме свой бинокль, и вернулся обратно, чтобы посмотреть снова. Это однозначно были вспышки, возможно, от взрывов. Они были очень далеко и так слабо заметны, что я решил что они в другом районе, возможно в другой части континента. Я задумался, происходит ли то же самое везде по планете.

Что-то ещё терзало меня с того момента, как я залез на стену, и я наконец понял в чем дело. Я направил бинокль на стены. Там не было охраны. Никого. Их всех отозвали или они сбежали.

Я несколько мгновений порассуждал о том, что это может значить. Затем сверху что-то ослепительно вспыхнуло, и я когда я посмотрел вверх, я увидел самое потрясающее зрелище в жизни. Титан, грандиозный и величественный, медленно разламывался на половины, будто бы разрываемый руками Бога. В шквале взрывов, которые заполнили все небо, я увидел этот объект, этот символ государства Калдари на нашей планете, раскалывающимся на куски и падающим на нас, и в этот момент как никогда за всю жизнь я понял, что я могу действительно умереть от того что не могу вздохнуть.

Следующее, что я помню, что я лежу на спине, всё ещё на крыше, полу-оглохший и трясущийся.

Я помню как обломки становились все больше и больше, и я помню что я видел их в виде дуги, что, как мой старый, встряхнутый мозг подсказывал мне, означало что они упадут повсюду - и затем я помню взрыв, который сбил меня с ног.

В моих ушах стоял такой звон, что он будто мешал мне услышать что-то важное. Все ещё неустойчивый, я медленно полз, опираясь на руки и колени, пока не добрался до лестницы, по которой я спускался делая один аккуратный шаг за другим, пока не вернулся в сад. Я сидел там, тихо дыша, стараясь унять звон и услышать то, что за ним. Что-то заставило меня вернуться в дом, где я не обращал внимания на то что все посыпалось с полок, потому что звон стал тише, и его заменил знакомый звук. Не смея даже надеяться на это, не думая что я заслужил это после всего, что произошло, я прошаркал к входной двери, и открыл её, и мой пёс был там, радостно гавкая мне, и когда он бросился в мои руки, я упал на колени, и обнял его, и плакал пока он лизал меня в лицо.

Следующий день я проверл собирая вещи, перемежая это перерывами, чтобы поиграть с собакой и подержать её на руках. Земля в моем саду была хорошо удобрена, достаточно чтобы позволить ему разрастаться настолько долго, сколько никто не будет его трогать. Всё небо заволокло дымом и пеплом, но я полагал, что оно скоро очистится.

Охрана не вернулась. Я слышал стук молотков и знал, что некоторые храбрецы решили разрушить стены. Скоро мы увидим, как живет другая половина, а они увидят нас. Некоторые могут переехать, но я думал что какое-то время все будут держаться своих, для предполагаемой безопасности нашего народа

Теперь я боялся. Мы ждали в тенях последние несколько лет, позволяя тьме наполнять нас, а некоторые из нас пестовали свои обиды. Для некоторых из моего народа я имел клеймо врага, шпиона. Расплата в конце концов состоится, и они придут за мной; не потому что это правильно или хотя бы справедливо, но потому что их вынуждает сделать это их собственная натура. Набрасываться, причинять боль; насильственно исправлять неправильности, существующие только в их собственных головах.

Делать то что они считают, они вынужденны делать, без сомнений и чувства вины - они придут позже, если вообще придут - и с абсолютной, неослабевающей концентрацией. Не смотря ни на что. Я думаю, я знал это побуждение лучше, чем любой из них.

Поэтому я собрал вещи и приготовился к долгому путешествию, надеясь что буду уже далеко, когда они явятся.

Потому что рано или поздно они задумаются, почему мои растения растут так хорошо в этом заброшенном месте. И в конце концов они придут с лопатами, чтобы разузнать или чтобы разрушить.

И довольно скоро они начнут находить тела.

Перевод © dvigul