Примерно через 15 лет после завершения Моральных Реформ, когда Амаррская Империя начала неуверенными шагами расширяться дальше и исследовать новые уголки космоса, на планете Атра (Athra) двое мужчин шли через пустыню, чтобы найти свящённый объект, который, по словам один из них, будучи обнаруженным, пошатнул бы сами основания Империи.

Их сопровождал отряд солдат с очень простой задачей: они должны были выполнять приказы первого мужчины, приглядывать за вторым и не жаловаться, когда им приходится давать очередной огромный крюк, поворачивать назад или тщетно пытаться проводить раскопки посреди пустыни. Это был пустынный десант, за плечами которого был огромный опыт проведения операций на сухих ветрах среди дюн; их выбрали для этого задания не только за беспрекословную верность Империи, но и за проверенную времен живучесть (и, что важнее, за их неумираемость) в этих пустошах.

Причиной для всех этих крюков, возвращений и внезапных раскопок была лёгкая одержимость одного из лидеров группы — теолога-исследователя Акрана (Akran) — мужчины за 50 с длинными непослушными волосами, которые бывали уложены только тогда, когда ему нужно было участвовать в каком-нибудь диспуте или читать лекцию; крайне целеустремлённого человека, чей разум жил в книгах, пока его тело делало всё необходимое, чтобы поддерживать своё существование. Он был вдохновителем и опорой всей экспедиции, и бóльшую часть своего времени, когда он не занимался наукой, он провёл в спорах и попытках убедить в своей правоте амаррских чиновников самых высоких уровней, которые в итоге предоставили ему минимальное финансирование и солдат, решив, что, возможно, это единственный способ его заткнуть.

Итак, солдатам приходилось быть ещё и землекопами и работать под руководством человека, пытающегося найти тайное место, которое никто не видел веками. За время скитаний по этим бесплодным землям, где не было никаких природных ресурсов, которые не обладали никакой религиозной значимостью и которые даже теоретически не могли быть обитаемыми, другому лидеру группы — фанатичному религиозному солдату по имени Скар (Skar) — стало казаться, что всё эта затея — сплошная глупость. В этой экспедиции Скар был капитаном и, несмотря на свою сильную веру, он даже не мог сказать, что верит в существование этого объекта. Тот факт, что он упоминался в Писании, казался хорошим доказательством, но всё равно Скар считал, что этот объект реален настолько, насколько реальна сама вера — то есть существует за пределами объективной реальности.

Скар разделял мнение отряда, что ничего путного они не найдут, но уверенность Акрана была непоколебима. Акран создал новое направление в теологии, когда заявил, что может определить расположение священного объекта по разрозненным отрывкам Писания, которые раньше считались абсолютно несвязанными друг с другом. Его заявление подняло огромную шумиху в стенах университетов и в прессе, и тогда власти в своей мудрости решили, что вполне могут дать ему разрешение и деньги, чтобы Акран попробовал найти этот объект; таким образом миссия становилась чисто академической, и пропадал риск, что всё внимание будет сфокусировано на самом Акране. В эту эпоху в обществе существовали совсем другие проблемы, которые могла раздуть пресса, поэтому власти решили, что когда экспедиция Акрана закончится неудачей (а в этом они не сомневались), её можно будет использовать, чтобы отвлечь внимание народа от других вещей. Как сказали Скару, исследователя вполне можно было бы просто убить в самом начале, но существовала вероятность, что появится кто-то другой, одержимый этой же идеей, кто-то, кого будет куда сложнее контролировать.

Наконец, когда день стал подходить к концу и начался приносящий прохладу закат, Акран сказал отряду, что они достигли места назначения и начнут рыть прямо сейчас. На это Скар ответил, что если кто-то и начнёт копать, то это будет сам Акран, потому что все остальные будут готовиться к ночи, если они хотят её пережить. По его команде отряд разоружился и начал разбивать лагерь, открыто игнорируя Акрана, который, кстати, совсем не казался расстроенным. Солдаты достали свои палатки бежевого и белого цветов и поставили из полукругом, чтобы лучше встретить фронт песчаной бури, которя должна была ударить вечером; затем они установили шатры Скара и Акрана, которые были сделаны из куда более дорогого дышащего материала, способоного обеспечить жильцов теплом и защитой при необходимости. Цвет шатра Скара не отличался от остальных палаток, но его жилище было украшено золотыми лентами, свисающими от центра к краям; шатёр Акрана был ярко-голубым, почти сиреневым — эту необычную окраску потребовал он сам, чтобы солнечный свет, проходящий через крышу помогал ему в работе и защищал священный объект.

Шатры стояли в центре полукруга палаток для защиты от ветра и песка, и, хотя Скар был рад удобствам, которые обеспечивало такое расположение, он знал, что из-за этого ему придётся жить ближе к Акрану, чем хотелось бы, и, вполне возможно, даже вступить с ним в беседу за ужином.

Как оказалось, вечер прошёл довольно спокойно, а усталость сделала солдат не особо разговорчивыми. Казалось, что весь лагерь укутан светом звёзд, озаряющих тёмное небо. Скар подумал, что то, как его успокаивало ночное небо, любому другому показалось бы парадоксальным. С одной стороны, небо — небесная оболочка, крыша мира, которая окутывает его, делает конечным, оберегая этот пузырь жизни, но в то же время небо напоминало Скару о бесконечности, бескрайности мира и неизвестности всех его чудес; и при этом, с обеих точек зрения, как бы они друг другу не противоречили, небо непременно приводило его к Богу. Он был точно уверен, что такой дуализм мысли, ровно как и сам факт, что он в принципе способен на такие размышления, означает, что Скар осмыслил свою веру со всех сторон, осознав и проверив её положения, что было для него особенно важно, потому что он не был религиозным по своей природе, нет, он жадно уцепился за веру после чёрной полосы в своей жизни, настолько чёрной, что по сравнению с ней этот лагерь посреди ночной пустыни казался оазисом радости и света. Военный привык, что им командуют, но хороший военный прежде всего командует самим собой, поэтому ему было особенно больно признавать, что в этой бесконечной темноте, наступающей со всех сторон, ему придётся полностью отдать себя во власть высших сил.

Религия играла важную роль в жизни Амаррской Империи, но то была институциональная религия, основанная на правилах и порядке, а не просто всеобщая вера в некое бесформенное чудо, и, хотя все молились господу на небесах, на самом дели они почитали — особенно войска — систему убеждений, построенную на молчаливой преданности и подчинении, где армия, если уж на то пошло, была лишь обновлённой версией древних монашеских орденов с той же самоотверженной отдачей и стремлением к высшей цели. Но Скару этого было мало, и вот пришло время, когда его система взглядов, на которую он полагался, начала казаться такой же пустой, как и он сам, и поэтому он решил впустить в себя настоящего Бога. Он отдавал себе отчёт в том, что часть его ещё сопротивлялась такой потери контроля над ситуацией, но этот выбор был единственно правильным: он должен был доверить свою судьбу в руки всевышнего, начать встречать бури жизни как пассажир, а не как рулевой, перестать пытаться видеть мир таким, какой он есть, а смотреть на него глазами несовершенного творения Бога.

И вот он встретил Акрана, раздражающего человека, который захотел заглянуть глубже, предложить свою интерпретацию послания Бога и увидеть не скрытый смысл его слов, а смысл, который прячется за ним; человека, который, конечно, был ещё и умным начитанным учёным, который смог привлечь внимание к давно забытой теологической археологии и который даже смог уже найти несколько значимых религиозных артефактов, что в конечном счёте и дало ему организовать это путешествие в пустыню.

Они молча ужинали, поедая привычную клейкую смесь жирного мяса и картошки, когда Акран спросил у него:

— Что ты думаешь об обнаружении Книги Пустоты?

Скар перестал есть и посмотрел на него. Впервые за долгое время они действительно назвали этот объект по имени, и это имя, произнесённое Акраном, тяжёлым ударом хлыста богохульства ударило по ушам Скара, как в самый первый раз.

— Это угодно Богу и Империи, — ответил он, — Остальное неважно.

— Вот как? — сказал Акран, спокойно накладывая себе в тарелку ещё еды из котелка.

Скар не знал как реагировать: разозлиться или насторожиться. Может, этот исследователь и оказался здесь по милости других людей, но эту милость он заслужил точно не своей глупостью. Эти двое провели несколько ночей в лагере в самых разных частях пустыни, но у них ещё ни разу не было настоящего разговора: Скар всегда размышлял о вере и тьме, а Акран постоянно копался в своих записях и пытался точнее определить место для раскопок. Впервые за всё время Акран казался таким расслабленным, Скар воспринял это как знак, что эта раскопка будет последней.

— Ты слышал об этой книге? — спросил Акран.

Скар, самоучка в вопросах веры, собрался ответить, но остановился. Его не спросили, читал ли он о священном объекте, его спросили, слышал ли он о нём, то есть Акран не надеялся, что Скар имеет серьёзные познания в теологии, он спросил, знает ли Скар об исследованиях Акрана.

— Я знаю, что вы читали лекции о ней. И что вы получили поддержку Империи, чтобы взять нас в эту экспедицию. Вот и всё — сказал Скар.

Жидкость в его миске маслянисто переливалась в свете огня.

Акран прочистил горло, и Скар понял, просто понял, что сейчас он услышит одну из этих лекций. Он посмотрел на звёзды, придавил вздох, быстро поблагодарил небо за то, что до этого момента у него получалось этого рассказа избегать, перевёл взгляд на миску и стал ждать речи.

Много веков назад гениальный философ, чьё имя давно утеряно, так разочаровался в своём ограниченном родном языке, который не давал ему передать то, что он видел в своей голове, что он создал символический язык, похожий на язык математики, которым он мог описать такие понятия как правда, красота и реальность в особых терминах без необходимости формулировать громоздкие определения этих слов, что так свойственно современной философии. Эта попытка была далеко не первой, хотя обычно этим и занимались математики и некоторые теологи-экспериментаторы, и, несмотря на славу человеческих умственных способностей, к этим попыткам не относились с особой серьёзностью или интересом. Так было до тех пор, пока этот философ не показал первый набросок своей книги избранному кругу читателей, которые прочли её и стали "прекрасно безумными", как говорил один невезучий насадитель порядков Империи, которого так часто цитируют, который смог найти этих читателей, а затем навсегда исчез. Они не впали в кататонию, но говорили только в особых случаях, извергая поток бессвязной речи, который всегда начинался фразой "Я не читал Книгу Пустоты" и который после этих слов становился бесформенным, но оставался связным и, по большому счёту, абсолютно чётким. Они говорили, если так можно сказать, об абсолютной реальности мира, в котором они жили, и, как и про любой другой организм, который существует в абсолютной реальности, можно сказать, что они были безумны, но на них повлиял не недостаток разума, а скорее некое чувство, которое вышло за пределы одной личности и объединило их со всем миром. Те, кто слышали их речи, говорили, что звуки, вошедшие в их голову, моментально лишили их способности фильтровать, оценивать, игнорировать любой аспект физической и метафизической реальности, в которой они жили. Если кратко, весь мир был открыт им, и они видели себя и как непреложную его часть, и как что-то вне мира, как будто они одновременно были наблюдателями и наблюдаемыми.

В менее просвещённом обществе их бы признали еретиками и быстро бы отправили на костёр, но на том этапе истории амарры были на удивление толерантны к подобному поведению. Как отметил Акран, религиозная история Амаррской Империи в каком-то смысле похожа на океан: сила, с которой она подавляет свободу выражения своих жителей, накатывает и отступает, как волны на берегу, периодически заливая и подавляя пески мыслей, чтобы отступить вновь на достаточное время, пока семена знаний всходят и распространяются с ветром. В данном случае, книги философа изъяли и уничтожили, людям, которые прочли их, предложили бесплатное лечение, которое для некоторых из них стало пожизненным, тем, кто слышал их речи, дали оплачиваемый отпуск на работе, куда они все в итоге смогли вернуться, а самому философу дали выбор: остановиться и стать полезным членом общества или, согласно обычаю, который использовался в отношении сумасшедших пророков, удалиться в пустыню. Выбор философа разочаровал властей, но не удивил: он отправился в пустыню, и после о нём особо и не слышали. Отрывки из его бесед с пустынными племенами можно было найти в различных источниках, но они казались бессмысленными, и то ли из-за проблем перевода, то ли из-за его безумия люди начали считать, что его карьера и работа всей жизни обратились в прах, как только он ступил на эти песчаные дюны, чтобы пропасть навсегда.

Пока спустя долгое время не появился Акран и не сказал, что всё понял.

Он не смог полностью осознать диалог философа с народами пустыни, и он открыто это признавал, но у него получилось собрать вместе и перевести достаточно обрывков, чтобы выяснить, где философ закопал последнюю копию Книги Пустоты. Прямо здесь, на месте их лагеря.

Скар закрыл глаза.

— Думаешь, мы не найдём её? — спросил Акран тоном, который Скар не смог правильно понять.

Скар подумал над ответом и сказал:

— Думаю, каждый из нас должен найти её сам.

Акран тихо посмеялся.

— Хороший ответ, солдат. А теперь мне надо поспать. С божьей помощью завтра мы найдём то, за чем пришли.

Моральные реформы — период противостояния императора и Совета Апостолов, так же серия реформ, закрепившая императорскую власть в том виде, в котором она есть сейчас. Моральные реформы завершились в 21950-м году, сейчас во вселенной EVE 115-й год, то есть события хроники разворачиваются примерно 1500 лет назад. - прим. пер.

Перевод © Maaloc